Робин Гуд с оптическим прицелом. Снайпер-«попадане - Страница 40

К оглавлению

40

Наверное, отец Тук мог и дальше перечислять эти жуткие налоги, в результате которых у крестьянина если что и оставалось, то только чувство голода, но тут…

Тут Малыш Джонни швырнул под ноги Туку еще один кусочек пергамента:

— А ну-ка, святой отец, проверь, не сойдутся ли мои зубцы с твоими!

Зубцы свитков сдвинулись и сошлись вместе так точно, будто нож только что раскроил грамоту на две половины.

— Джон Литль держит одну виргату земли от Рамзайского монастыря… — эту строку прочел отец Тук на клочке пергамента, брошенного Джоном. Он поперхнулся от изумления и вытаращил свои маленькие глаза на стрелка.

Прикольно! Так это он о нашем Малыше Джонни так распинался? Ну-ну…

— Слышь, святой папаша, так, значит, твой Литль был на голову выше его? И в плечах пошире, да?

— А… а… а, пожалуй, что я и приврал, — отирая со лба пот, пробормотал отец Тук, и дружный хохот покрыл его слова.

Мои бойцы визжали, орали, хлопали друг друга и аббата по спинам и хохотали не переставая. Постепенно к ним присоединялись новые люди, которые, выяснив, в чем дело, тоже начинали хохотать, орать и визжать. Не знаю, сколько бы еще продолжалось веселье, если бы не появился Энгельрик. Он вышел вперед, держа, точно автомат наперевес, лютню. Посмотрел на хохочущую и вопящую толпу, ударил по струнам и…


Беснуйтесь, тираны, глумитесь над нами,
Грозите нам плахой, тюрьмой, кандалами!
Мы сильные духом, хоть телом попраны —
Веревка, топор и костер вам, тираны!


Презренные трусы трепещут пред вами,
Торгуют бесстыдно святыми правами;
Телесной неволи не страшны нам раны,
Дубина, стрела и кинжал вам, тираны!


За тяжким трудом в доле вечного рабства
Народ угнетенный вам копит богатства,
Но рабство и муки не сломят народа!
Могилы себе заготовьте, уроды!


В лесу, в руднике, в мастерской и на поле,
Везде раздаются уж песни о воле,
И звуки той песни — ключ нашей свободы,
На ужас, на страх и на смерть вам, уроды!


От пролитой крови земля заалела,
Могучая всюду борьба закипела,
Пожаром восстанья объяты все страны,
И смерть, и смерть, и смерть вам, тираны!

Смех стих уже после первого куплета. А к третьему мой отряд, сначала несмело, а потом все уверенней и четче, начал подпевать. Во, блин! Гений, мать его! Хотя, сдается мне, что-то подобное я когда-то слышал…

Глава 5
Об агентурной сети в штабе противника, или О том, как Маленький Джон собирался наняться шерифу в слуги

Чье-то длинное тощее тело болталось на виселице, вертясь веретеном под резкими ударами ветра. На перекладине, охорашиваясь, чистила клюв ворона.

— Как интересно, — протянул я, морщась от противного трупного запаха. — Интересно бы знать: кто это был и не остались ли у него родственники, пожелающие стать кровниками?

— Кто это — и так понятно, — пробасил Малыш Джонни. — Какой-нибудь бедолага, который неловко спрятал часть своего добра от сенешала и стражников. Хотел бедняга не помереть с голоду зимой. Так и случилось, как ему желалось. С голоду не помер — повесили…

Дальше вдоль дороги стояла еще одна виселица. На сей раз — свободная. Еще подальше — снова занятая. Снова в воздухе болтается полуобглоданное тело…

— Слушай, Робин… — начал Малыш Джонни.

Я уже притерпелся к тому, что имя «Роман» из всего отряда могут выговорить только Энгельрик и Альгейда, да и то — каждый на свой манер. В конце концов, имя «Робин» ничуть не хуже. Вообще, стану-ка я именовать себя Робин Гудом. А что? Чем я не Робин Гуд?..

— …вот я и говорю: нужно человека к червиву подослать.

— Какого человека? Ты о чем, Малютка?

Джон выглядит обиженным до глубины души:

— Так я ж тут перед тобой уже сколько распинаюсь? Человека надо послать, чтобы докладывал: что там червив Нутыхамский задумал и что он знает. Когда ополчение собирает, а когда сам дома один с парой слуг сидит…

Та-а-ак… Интересное кино. Малыш Джонни предлагает заслать к червиву агента? Дельная мысль, вот только…

— Ну и кого ты предлагаешь послать к червиву?

Джонни вдруг покраснел, а его огромные руки неожиданно начали ему отчаянно мешать:

— Ну… так, это… я вот… ну… подумал…

Ясно с тобой все, Кинг-Конг — недомерок…

— Сам собираешься? — И когда Джон молча кивнул, я решил уточнить: — Серьезно?

— Ну… в общем… угу…

— Молодец! — Я хотел похлопать Малыша Джонни по плечу, но не достал и шлепнул его примерно посредине спины. — Ай, молодец! Ну, просто гений! Штирлиц! Рихард Зорге! Майор Клосс! Его знали только в лицо!

Джон сначала расцветает от изобилия непонятных, но явно одобрительных эпитетов, но по мере того, как их становится все больше и больше, чувствует, что над ним издеваются. Он пытается что-то сказать, но меня уже понесло:

— Нет, это надо же?! Чего удумал, а?! А тебе не кажется, что тебя в доме червива опознают, самое большее, через неделю?! У меня что, людей — миллион?! Нет, вы только посмотрите на этого Джеймса Бонда?! Самоубийца хренов!

Малыш Джонни съежился от этой отповеди и теперь смотрел на меня глазами побитой собаки. Так, хватит кнута, пора дать пряник. Ну-у, не то чтобы прямо так и дать, но посмотреть позволим…

— Ты пойми, Джон, — тон ласковый, почти просительный. — Ты пойми: мне вами рисковать никак нельзя. Мало вас у меня. На всю Деналагу — всего четыре десятка свободных людей! Четыре — понимаешь, что это значит?!

— Ну… эта… — Малыш Джонни ожесточенно скребет себя в затылке. — Ну… выходит… мало нас, значит…

40