Робин Гуд с оптическим прицелом. Снайпер-«попадане - Страница 45

Я говорила и говорила, а Нектона слушала и слушала. И лишь когда я начала в третий раз пересказывать, как королевский бастард подал мне хлыст, а потом поцеловал руку, она слегка тронула меня за плечо:

— Голубушка моя, — тут ее голос предательски дрогнул, — голубушка моя… Что же удивительного в том, что молодой и знатный рыцарь влюбился в тебя. Ты же у меня умница, красавица. Поёшь — заслушаешься, идешь — заглядишься… Ну ведь не на Розалинду же Сайлс ему заглядываться, прости Господи! Корова сассенахская…

Конечно, Нектона не имела права так говорить о благородной девице, но Розалинда и действительно несколько полновата и когда ходит, то в самом деле похожа на… ну, может, не так чтобы, но… Я невольно улыбнулась, а няня тем временем продолжила:

— Вот коли он и впрямь к тебе воспылал, то жди: скоро, ой скоро, от него и весточка к тебе придет…

— Какая весточка? Как придет?

— Да уж не знаю, как придет, а только когда батюшка твой, славный сэр Ральф, за твоей матушкой ухаживал — когда она еще в девицах была — ой, сколько писем я перетаскала! Батюшка-то твой и в стихах, и в песнях никому не уступит! Бывало, принесешь такое письмецо, а моя Шарлотта уже тут же ответ протягивает. Так что, теперь только подождать осталось…

И тут в комнату влетели Эмм и Бетси. Оказывается, негодницы подслушивали под дверью и теперь радостно галдели, предсказывая мне великое счастье с королевским отпрыском, великую судьбу, и договорились даже до того, что я стану королевой. Эмм так и брякнула:

— Вот, госпожа, а как сыночка ему родите, ну, то есть принца наследного, так уж всенепременно в Лондоне поселитесь, в самом королевском дворце!

А Бетси поддержала:

— Вы уж тогда, госпожа, нас не забудьте. Мы же вам самыми верными слугами будем!

Ни мои уговоры, ни окрик Нектоны никак не подействовали на этих дурех. В конце концов Нектона поклялась своими пиктскими предками, что коли хоть одна из них надумает раскрыть рот — она, ух!.. И в подтверждение своих слов взяла в руки хлыст. Только тогда они, наконец, замолчали. И вовремя, потому что в комнату вошла матушка и велела мне с завтрашнего дня усаживаться за вышивку покрова для аббатства Святой Девы Марии. Ведь там уже давно ждут этот чудный рисунок. К счастью, она ничего не заметила: ни моего волнения, ни растерянности служанок, ни напряженности Нектоны, и быстро ушла. А я подумала, что если бы я сейчас начала вышивать, то никого, кроме молодого Плантагенета, мне изобразить бы не удалось. Ибо с ним и только с ним связаны сейчас все мои помыслы…

После ужина, когда я уже лежала в постели, няня, подкладывая мне грелку, гладила меня по голове и приговаривала:

— Голубка моя, потерпи. Ждать-то уж недолго осталось. Недолго…

Подождать осталось долго — до самого дня Святого Андрея, когда в Нотингеме устроили обычный праздник лучников. В тот день в город примчался Гисборн, а батюшка посоветовал мне быть особенно внимательной во втором состязании. Я догадалась, что сэр Гай захочет покрасоваться передо мной и своей будущей родней, но даже не могла предположить, что в действительности произойдет.

Сидя на помосте, сооруженном по приказу батюшки для благородных зрителей, я все ждала, что среди лучников вдруг окажется знакомая памятная фигура с горделивой осанкой, что молодой Плантагенет не удержится и примет участие в общей забаве, но я искала его тщетно — не было никого, кто хоть отдаленно походил бы на моего… на королевского бастарда!

С грустью я опустила взгляд и задумалась о том, что, должно быть, я все себе придумала и этот разбойник вовсе не королевский бастард, и что меня он даже не заметил, как вдруг мне в руку ткнулось что-то твердое. Я отдернула руку, но это твердое ткнулось снова. Да что это такое?!

Ужасно раздосадованная своими мыслями и тем, что меня от них дерзко отвлекли, я обернулась. Позади помоста стоял огромный, просто-таки громадный человек в плаще с надвинутым на лицо капюшоном и протягивал мне прямоугольничек желтоватого пергамента, запечатанный воском. Письмо!..

Я схватила его, оглядела и тут же забыла все свои сомнения. Письмо было запечатано маленькой печатью, на которой изображался Святой Георг, поражающий копьем дракона. Ну и кто, кроме сына короля, осмелится поставить ТАКУЮ печать?..

В руку тыкнулось еще что-то. Что? Я широко раскрыла глаза: на ладони лежал невиданной красоты перстень! В красноватом золоте помещался камень, вырезанный в виде розы. У меня зашлось сердце: роза — цветок Девы Марии, моей небесной покровительницы. И еще роза — символ молчания, значит, он не может сказать в открытую о своих чувствах! Ах, как он воспитан и куртуазен! Как все-таки чувствуется в нем королевская кровь!..

Посланец все не уходил, и я, вскрыв письмо, украдкой пробежала его глазами. Господь всемогущий! Как нежно и как благородно описывает он свои чувства! «Я вас люблю, чего же боле? Что я могу еще сказать?..» Да, когда любовь пронзает сердце, слов может и не найтись. По крайней мере, у меня не было… «Теперь я знаю: в вашей воле меня презреньем наказать!» Пресвятая Дева! Да как можно презирать такое чувство, проистекающее из столь благородного сердца?!!

Чем же мне показать ему свою сердечную привязанность? Если бы я могла написать… Что мне передать королевскому бастарду? Как показать, что мил он моему сердцу? В волнении затеребила свою опояску, и тут Дева Мария подсказала мне ответ! На моем поясе вышиты лилии и левкои. А ему ли не знать, что значат эти цветы?!

Я сдернула поясок и протянула посланцу своего рыцаря: