Робин Гуд с оптическим прицелом. Снайпер-«попадане - Страница 51

В этот момент слуга позвал меня к столу. Я спустилась в обеденную залу, и тут же ко мне подошел этот противный Гисборн, предлагая опереться на его руку. Содрогнувшись, я прикоснулась кончиками пальцев к его руке. Боже! Какая она холодная, влажная и противная!

Меня усадили чуть ниже батюшки с матушкой. И Гисборн уселся рядом со мной! Святая Дева, дай мне сил выдержать это! Я тут же решила, что в следующем письме обязательно напишу Плантагенету (как же все-таки его зовут на самом деле?!), чтобы он поскорее убил бы этого омерзительного содомита, да помилует его Господь!

Я ополоснула руки в миске с водой, старательно избегая пальцев Гая, который сунул туда же и свои руки, и, как и положено благовоспитанной девице, выпрямилась, опустив глаза.

Отец Евлалий прочел молитву, и слуги вынесли блюдо с жареным барашком. Батюшка вытащил нож, несколько раз провел им по голенищу сапога, словно бы направляя лезвие, и, наконец, отрезал два куска — для себя и для матушки. После чего блюдо оказалось перед Гисборном.

Тот вытащил свой кинжал и отрезал небольшой кусок от седла барашка, положил мясо на хлеб и поставил передо мной. А мне вдруг стало безумно любопытно: если бы это сейчас увидел молодой Плантагенет, он пристрелил бы Гая из своего удивительного лука или просто, без затей, велел бы его повесить? А если бы он вызвал его на поединок? На Божий суд?!

Я представила себе, как королевский бастард в сверкающих доспехах выезжает на ристалище на могучем красавце-коне, который играет под ним, фыркает, перебирает ногами, но смиряется, чувствуя руку своего властелина. Мой рыцарь одет в белый — обязательно в белый! — плащ с ярко-алым вепрем в окружении королевских львов, а на голове — шлем с фигурой в виде атакующего вепря. Он останавливает своего коня прямо передо мной и, не снимая шлема, просит моего благословения. А потом…

— …Не правда ли, эта песня как-то не вяжется с образом нашего короля?

Будь ты проклят, Гисборн! Все испортил!!!

Заезжий менестрель, который утверждает, что был в самом Вормсе, пел печальную песнь, сочиненную, как он утверждает, пленным королем. Скорее всего, он ошибается: ведь даже королевский бастард пишет намного лучше! Мне ужасно захотелось оказаться в зале у камина, и чтобы сидеть в высоком кресле, а у моих ног будет сидеть мой прекрасный рыцарь с лютней в руках и наигрывать мне свою песню. Как там у него было? «Уймитесь, волнения страсти…»

Я размечталась и не заметила, как прошла перемена блюд. Теперь на столах стояли блюда с запеченными в чесноке утками. Но только я протянула руку, чтобы отломить себе приглянувшийся кусок, как у дверей раздался шум, брань и в залу ввалился сэр Стефен Сайлс с супругой, Розалиндой и Бертой. Но милосердный Боже, в каком они были виде!..

Сэр Стефен стоял, завернутый в какой-то рогожный куль, опираясь на кривую, суковатую палку, точно на костыль. На леди Сайлс из приличной одежды была лишь единственная рубашка, обмотанная сверху невообразимым тряпьем. Не лучше выглядели и мои подружки — ее дочери.

— Привет благородному лорду шерифу и знатным гостям от сэра Стефена и его семьи! — провозгласил сэр Сайлс, и в его чуть подрагивающем голосе слышалась неприкрытая издевка. — Должно быть, славно идут дела в Нотингеме, коли шериф дает такой пир!

— Что случилось, сэр Стефен?! — воскликнули мой отец, Гай Гисборн и еще несколько рыцарей. — Что с вами приключилось?!

— Меня постигло несчастье, сэр Ральф. Вилланы из Сайлса и Вордена подняли руку на меня, своего господина. Они убили старосту в Вордене и посадили его голову на кол. Они разбили двери вотчинного суда в Дэйрволде и сожгли на костре все писцовые книги., податные списки, свитки зеленого воска и ренталии, все, какие там были. Они повалили судью на землю и топтали его ногами, пока он не умер… — и, не договорив, сэр Сайлс медленно осел на пол.

Дочери бросились к нему, а леди Исольда закричала:

— Они захватили наш манор и разграбили его дочиста! А вы, благородные рыцари, сидите здесь, пируете и даже не подумаете заступиться за беззащитных женщин и раненого собрата!

Все гости повскакали с мест и кинулись к сэру Стефану и его домашним. Они тут же засыпали их вопросами:

— В чьих руках манор?

— Сколько воинов у вас было, сэр Стефен?

— Кто вожаки вилланов?

— Когда вы покинули Дэйрволд?

— Как, вилланы в Дэйрволде?

— Кто еще убит?..

Но тут отец подошел к ним и поднял руку, призывая всех к молчанию. Затем глухо произнес:

— Расскажите поподробнее, благородный сэр Стефен.

И тогда в наступившей тишине раздался слабый голос сэра Сайлса:

— Они осадили манор. У вотчинного суда их было не меньше, чем пятьсот человек. Вожаков у них, сколько я знаю, трое. Один — здоровенный монах, что нечестиво призывал небесные кары на наши головы. Второй старается казаться скопом, но если судить по тому, как он держится в седле и носит меч — это благородный рыцарь, возможно — из Святой Земли. А третий… — тут голос сэра Стефена боязливо дрогнул. Даже сквозь слой грязи и запекшейся крови было видно, как побледнело его лицо. — Благородный лорд шериф, третий — тот самый разбойник, Робин в капюшоне, чьего брата мы повесили в Локсли. Он горит жаждой мщения и, — тут его голос понизился почти до шепота, — он ведет своих воинов под белым знаменем с красным крестом. Под стягом Святого Георга!

Повисла долгая пауза, а потом кто-то кашлянул и негромко спросил:

— Король? Это человек Ричарда?

А Гай Гисборн вдруг задумался и сказал: