Робин Гуд с оптическим прицелом. Снайпер-«попадане - Страница 27

Но сейчас глаза мои отказывались верить увиденному — незнакомец спокойно стоял в одиночку со своим чудным луком и не торопясь швырял стрелы во двор Дэйрволда. Один во всем поле. Издалека трудно было разглядеть, но мне казалось, что он улыбается. Остальных его воинов видно не было. Да он не иначе как посылает вызов укрывшимся в замке! Кому? Возможно — моему отцу, да хранит его Господь…

Не знаю, как рассудили сэр Сайлс и отец, но вызов отчего-то не приняли, а начали готовиться к вылазке. Тем временем к бесстрашному незнакомцу присоединились еще несколько человек, все — с луками… Мы застыли у окна, не в силах оторвать взглядов от происходящего… Сердце мое замерло — как ни дерзок незнакомец, но у отца и сэра Стефена — два десятка всадников в доспехах. И выходит, что это не честный поединок, а простое убийство!

Услышав резкий сигнал рога, я сжалась от ужаса. Неужели молодого Плантагенета сейчас нанижут на копье, точно кусок бекона на деревянную шпильку? Мне стыдно признать, но против собственной воли мои губы зашептали слова молитвы, и то были слова не об отце…

Заскрипели ворота. Я прикрыла глаза. Матерь Божья, я не в силах видеть то, что сейчас случится! И вдруг поняла, что если этот незнакомец останется жив, то я готова выполнить самый строгий обет, какой только смогу придумать… Я даже выйду замуж за Гисборна! Но нет, пожалуй, на это я все-таки не отважусь… Пречистая Дева, кроме брака с этим порождением ехидны я согласна на все! Вразуми, подскажи, что мне сделать!

С содроганием сердца ждала я победных кличей, но не дождалась и осмелилась приоткрыть один глаз. Господи помилуй! Плантагенет и его соратники стояли, не отступив ни на шаг, и били дружину сэра Сайлса в упор из луков, а те, потеряв едва ли не половину воинов, уже разворачивали коней и галопом неслись к замку. Уже открыв оба глаза, я увидала, как из леса к замку бежали еще люди, таща лестницы и длинные шесты.

Внизу отчаянно ругался отец, страшно закричала леди Исольда, и Берта с Розалиндой, услышав это, побежали вниз. Так что лишь я видела, как слаженно и дружно воины Плантагенета перемахнули через высоченную стену и заполнили собой весь двор замка. Тут же были распахнуты ворота, и в замок стали втягиваться остальные осаждающие…

— Курица безмозглая! — заорал, распахнув дверь, отец. — Прочь от окна, корова!

Он схватил меня за руку и оттащил в глубь комнаты, и тут же в окно ударили две стрелы…

— Мерзавцы! — отец тяжело дышал, пытаясь перевести дух. — Сэра Стефена чуть не отправили на исповедь к райскому ключарю, в моего коня попали две стрелы, и боюсь, что он не выживет…

— Хэй! Дела окончены — свободный путь! Вед — сердце вепря покажет вам! — И тут же другой голос: — Эй, там, в донжоне!

Я посмотрела на отца. Я не посмела бы произнести это вслух, но… Плантагенет предлагает сдаться? Дело окончено, и — свободный путь! Вы побеждены — выходите. Он обещает нам свободу, хотя… «Чистый путь!» «Фри вэй!» Я читала, что таков был девиз графа Тьери — сподвижника Карла Великого и друга неистового Роланда. Так, значит, он не только молодой Плантагенет (надо полагать — незаконнорожденный), но еще и потомок графов Тьери? Но тогда… тогда это… это же не кто иной, как молодой Филипп де Фальконбридж! И, стало быть, он пришел отвоевывать отцовское наследство, пока его державный родитель бьется в Святой Земле!..

Отец, видимо, придерживался того же мнения и, как верный вассал принца Джона, подошел к окну и крикнул:

— Чего тебе надо, бастард?!

Я осторожно выглянула из соседнего окошка, хотя была почему-то уверена, что королевский бастард никогда не выстрелит в благородную девицу. И не ошиблась! Но вынуждена признать, что он не обратил на меня внимания, а может, и просто не заметил. Он смотрел только на моего отца, который вдруг как-то переменился в лице и изумленно произнес:

— Живущий грабежом?

Действительно, было странно увидеть носителя королевской крови в облике бандита и грабителя. Но положа руку на сердце: разве так уж невинны были рыцари короля Артура или Карла Великого? А среди них были и, принцы крови, и даже короли…

Ответной речи Плантагенета я не разобрала. Он что-то сказал про лошадь — должно быть, требовал выдать коней, если их спрятали в донжоне, — потом пригрозил, что сожжет донжон, если будет сопротивление, а в самом конце заявил, что уже давно искал встречи с моим отцом и, наконец, его преследование увенчалось успехом.

Отец молчал, а потом с трудом выдавил из себя «да». И остался стоять у окна, безмолвно наблюдая, как люди Фальконбриджа грабили манор. Но я не раз видала это обманчивое спокойствие. В такие минуты матушка моя старается не попадаться ему на глаза, а если это не удается, то сидит тихо, словно мышка. Замерла и я, видя, как сжимаются его кулаки, а губы шепчут проклятия, и понимала: мой отец будет мстить молодому бастарду Ричарда, который не зря принял на себя прозвище «Сердце вепря». Если у его отца — львиное сердце, то у сына должно быть свирепое и неукротимое сердце вепря — самого страшного зверя в лесах после льва…

И тут я вдруг поняла: он и его люди не просто так устроили засаду на дороге. У принца Джона нет вернее вассала, чем мой отец, — значит, они охотились именно на него. Но почему же тогда Веприное Сердце отпустил меня? Он слишком умен, чтобы не понимать, что из меня вышла бы хорошая заложница. Неужто он побрезговал мной — мной, сиятельной наследницей шерифа Нотингемского?! Или…

Я не смела в это поверить, но… Я читала очень много — целых шесть книг, и это, разумеется, не считая Святого Писания. И в трех из шести прочитанных мною манускриптов говорилось о том, что любовь есть наваждение, подобное болезни, которая лишает человека разума, обольщает бесплотными надеждами и приносит одни лишь страдания. И почти всегда любовные чары поражают душу в тот момент, когда человек ожидает этого менее всего. Например, благородный Тристан никак не мог ожидать, что влюбится в Изольду. И Изольда вовсе не желала становиться возлюбленной этого рыцаря… А Ланселот или Зигфрид, о которых поют глимены? Разве они ждали любви, которая поразила их, точно стрела — в самое сердце?! Так почему же и…